За пределами нормы

Интервью с доктором психологических наук, руководителем научного совета Института Адаптивного Интеллекта Евгением Доценко

18.12.2024

Время чтения: 5 минут

Как психология помогает нам меняться, выходить за рамки шаблонов и адаптироваться к изменениям в мире? Руководитель научного совета Института Адаптивного Интеллекта Евгений Леонидович Доценко рассказал, почему адаптивный интеллект сегодня важен для каждого и что Институт считает своими первоочередными задачами на ближайшее время. 

Сейчас часто говорят о том, что люди всё чаще меняют профессии. Становится сложно найти тех, кто всю жизнь работает только по одной специальности. В одном из ваших выступлений вы тоже сказали, что пришли в психологию из музыки. Действительно ли умение менять свое место в профессиональном мире сейчас так важно?

Думаю, это общий тренд: люди стали чаще переезжать, менять профессию, обстоятельства жизни. Я в этом плане не показатель, поскольку моя первая профессия была ошибкой, и ее изменение было исправлением этой ошибки. У меня всего одно высшее образование — не четыре, как сейчас у многих. И если те, кто получил высшее образование в начале «нулевых», еще нередко по-прежнему работают по нему, то молодежь 20-25 лет проходит через целую галерею профессий, чтобы найти себя. Возможно, это особенность поколений. Сейчас мы пишем магистерскую работу по идентичности различных поколений. Так что через полтора года я отвечу на этот вопрос точнее.

Будем ждать. Чем привлекла вас теория адаптивного интеллекта? Вы говорили, что институт — это психологический стартап, где удачно сошлись теория и практика.

До Института Адаптивного Интеллекта я никогда не занимался проблематикой интеллекта, всегда был «личностником», работал со смыслами. Интеллект — это ведь инструмент, а инструментальными процессами я почти не занимался. Я дилетант в этой области со всеми плюсами и минусами новичка. Когда я учился, нам говорили: «Мы учим вас так, чтобы вы могли стать специалистами в любой области психологии за пару месяцев». А выпускники МФТИ говорили мне: «Вас готовят так, что внутри профессии можно менять любое направление. А нас так, что мы готовы менять любую профессию в любой момент. Два-три месяца — и я специалист в любой области». Есть универсальные компетенции, освоив которые ты уже «в сессии». И тогда область неважна — важны проблемы, над которыми работаешь. Почему я взялся за эту проблему? У меня закончился исследовательский цикл, я был готов искать новые темы. И тут появляется Валерий и говорит: «Давайте про интеллект!» Нормальный вопрос для вольного человека: «Почему бы и нет?» Писать что-то с нуля оказалось заманчиво. Это такое причесанное хулиганство: читаем Штернберга, видим, что у него фактически нет определения интеллекта, проводим эксперименты, собираем впечатления людей — и конструируем свое определение. 

Какая главная цель у Института сейчас? На ближайший год, два, три? Какая основная цель исследований? И в чем их практическая и теоретическая значимость?

Спросите меня об этом в январе. Через пару недель у нас пройдут встречи, где мы будем планировать работу Института. Но сейчас первая задача — презентовать Институт, заявить о себе. Мы очень активно работаем над ней. В июне провели первую в России конференцию по адаптивному интеллекту в Сколково, собрав уникальную команду экспертов — психологов, коучей, нейрофизиологов. Полный зал заинтересованных этим направлением участников показал, сколько нас теперь, теоретиков и практиков. В выступлениях и дискуссиях мы смогли в первом приближении посмотреть реакцию научного сообщества на понятие адаптивного интеллекта. Например, известный российский нейробиолог и профессор биофака МГУ Вячеслав Дубынин указал, что адаптивность как непрерывный процесс позволяет нам выживать и развиваться и что проявляется адаптивность на всех уровнях: от молекулярного до поведения в обществе. Доктор психологических наук, профессор МГУ, президент Ассоциации бизнес-психологов России Тахир Базаров зашел в эту тему со стороны бизнес-психологии. Он отметил, что важна не адаптация как таковая, а возможность через нее влиять на внешнюю среду. Тахир Юсупович был, кстати, одним из главных спикеров на первой конференции по AQ уже в Узбекистане осенью 2024 года. 

Адаптивный интеллект ведь может быть не только у отдельно взятого человека, но и у коллектива сотрудников. Так можно развивать AQ компаний и организаций, и мы идем и в это направление. Например, 22-23 октября команда Института провела большой тренинг для сотрудников крупного газохимического холдинга «СИБУР» в Тобольске. 

Вторая, уже содержательная, задача — упорядочить по возможности для себя все наработки в теории интеллекта: расставить фишки, посмотреть, где что лежит, то есть понять проблематику интеллекта. Вообще, скорее всего, интеллект един. А всё, что мы называем видами интеллекта, — это виды решаемых задач. Процесс нахождения решения один и тот же, и механизм примерно один. По крайней мере, при всём многообразии есть свойства, универсальные для всех видов интеллекта. Мне кажется, это еще надо отстоять. Интеллект может адаптировать субъекта, а может и дезадаптировать. Термин «адаптивный интеллект» подчеркивает только то, что он сам себя настраивает — адаптирует к сути проблемы. Сущность любого интеллекта — найти специфическую фишку, свой разворот в решении проблем, выделить ключевые элементы ситуации. Мы назвали это «адаптивный интеллект», как будто существуют разные виды интеллекта. А на самом деле мы исследуем просто интеллект. Но его исходная сущность в том, что это инструмент выживания. В этом его инновационный и архаический смысл. Архаика в том, что интеллект существовал еще до появления человека. Мы наблюдаем это у животных, начиная с некоторых видов птиц. А у млекопитающих — и подавно.

Как вы разводите между собой такие близкие, на первый взгляд, адаптивному интеллекту понятия как «копинг», «совладающее поведение»… В чем, например, разница между адаптивным интеллектом и совладающим поведением?

Адаптивный интеллект — это не внешнее поведение, а когнитивные, познавательные процессы, благодаря которым это поведение строится. Копинг — это результат работы адаптивного интеллекта. Или, что мне кажется более справедливым, копинг включается там, где не хватило адаптивного интеллекта. Копинги — это чаще всего шаблоны, а интеллект — это изобретательность, неожиданность, нешаблонность.

В описании образовательной программы «Психолог-консультант», на которой вы преподаете, сказано, что «психология будущего — это не психология свойств (типологизации и классификации), а психология способности к изменениям». Можете пояснить, в чём разница? Как личность может меняться? Чем эта программа отличается от классических подходов к обучению психологии?

Мы ищем компромисс между академичностью и запросами практики. Потому что популярные сегодня исключительно практические подходы к обучению психологии, в которых мало теории, опасны. Это как популизм в политике: обещать можно всё что угодно, но отсутствие теории опасно, потому что создается видимость специалиста. Но студенты ведь платят нам не за повторение обывательских представлений, потому что обывательские представления приводят к проблемам. Профессионал видит иначе. Как говорил Асмолов, психолог — специалист по инаковостям, по разнообразию. Большинство наших проблем из-за шаблонов, а психолог помогает выйти в межшаблонное состояние. В нем нельзя жить постоянно, но нужно уметь «переключать скорости». Развивать способность выйти за пределы привычного — эволюционное предназначение психологии. Мы сталкиваемся с проблемой, выходим из привычной модели поведения, ищем новое («нейтраль»), а потом «включаем передачу» — решаем проблему. Таким образом, цель адаптивного интеллекта (или просто интеллекта) и заключается в том, чтобы «обнулиться» и найти новое. Люди приходят к нам на образовательную программу со своими проблемами и решают их по ходу обучения. За два месяца, прошедшие с момента запуска программы, это, конечно, не показательно, но основные запросы слушателей — клиентские, связанные непосредственно с их проблемами. Сейчас появились вопросы уже о том, как помочь решить чужую проблему. Это не кардинальный переход, но 5-7% вопросов уже не о себе. Есть даже вопросы о самой психологии.

Сейчас всё больше популяризируются психологические практики, инструменты: как вернуть себе равновесие, как обрести уверенность. Сможет ли этот тренд на интерес к психологии снизить пугающую статистику: ведь уже сейчас 25% населения страдают психическими заболеваниями, а прогнозы на не столь далекий 2050 год еще хуже?

Что такое, по вашему мнению, психическое заболевание?

Отклонение от общепринятой нормы...

Нам сейчас нужно научиться выходить за пределы нормы. Есть направление, утверждающее, что нормы нет и так называемые психические заболевания — это не болезни. Это проявление эволюционного разнообразия. Эволюция продолжается, природа экспериментирует через общество, и в этих экспериментах что-то, конечно же, будет неудачным. Я не пугаюсь этого как общей тенденции, хотя каждый конкретный случай, конечно, печален.

То есть мы так адаптируемся к изменчивости, пытаемся приспособиться к новым обстоятельствам?

Да. Здесь, кстати, мы подходим к важному открытию нашего института. Адаптивный интеллект — это интеллект героя. А герой — всегда тот, кто вышел за рамки, отверг стереотипы.

Если человек испытывает влияние негативных факторов, он уже стал на путь героя, но чувствует себя плохо. Он обращается к психологу: «Помогите справиться с дискомфортом». А мы говорим: «Это ваша адаптация». Как увязать практику с этим представлением?

Мы не устраняем дискомфорт, мы не хирурги. Мы учим любить то, чем страдаешь: «Кто нам мешает, тот нам и поможет». Это рефрейминг. Мы не меняем качество, мы учим адаптировать его к жизненным задачам. Меняем акценты, и человек понимает, что это не проблема, а его специфика. Это кардинальное изменение менталитета. Как «у природы нет плохой погоды», так и у человека нет плохих качеств, просто он неудачно ими пользуется.

Мы любим приводить Илона Маска и других известных людей в качестве примеров развитого адаптивного интеллекта. Но как обычный человек может развить в себе адаптивность? Поступать необычно, выходить из зоны комфорта, нужно ли что-то еще?

Это верно, это движение в сторону межшаблонности. Но, вообще, это большой вопрос, который задал себе Институт. И нужно еще найти на него ответ.

Чем будет заниматься Институт лет через 5–7, когда мы, возможно, найдем ответ? Или это слишком далеко?

Это такие дали! Боюсь загадывать. Однако радует тот факт, что количество проектов Института столь велико, что не знаешь, за какой браться в первую очередь. Это и открытие AQ лаборатории, и создание филиалов в странах СНГ, и это только верхушка айсберга.

Недавно коллеги предложили посмотреть, что можно сделать с помощью анализа персонажей художественных произведений. Мы обучили нейросеть анализировать персонажей. Выделили больше сотни параметров, проанализировали по ним первые 50 персонажей художественной литературы. Оказалось, что это глубже, чем просто идея. Какие-то характеристики дифференцируют людей на группы, а какие-то — нет. При помощи кластерного анализа выявлена типология, чтобы найти сходства и различия между характеристиками персонажей. И оказалось, что здесь открывается новое направление работы. 

Точно так же сейчас открывается новое направление работы, связанное с медициной. Начат эксперимент по снижению тревоги пациентов, которые готовятся к плановым операциям. Директор нейроцентра рассказал нам, что только за один месяц он потерял двух пациентов: они просто не дошли до операции из-за тревоги и высокого давления. Человек сам убивает себя тревогой. Мы разработали методику, эффективность которой сейчас будем оценивать в больницах.

Это был запрос от медицинского центра или вы сами вышли на эту проблему?

Это была идея директора Института обоняния и ольфакторной патологии, профессора Константина Добрецова. Он обнаружил эту проблему. Хотел решить ее с помощью эфирных масел, запахов. Мы расширили программу, и сейчас она комплексная. По большому счету, медики обнаружили проблему, а наша задача была — оценить ее перспективность.

Вы ведь сделали приложение для смартфонов по итогам исследования?

Как инструмент воздействия на пациента. Нужно было найти способ избавить пациентов от тревог, чтобы при этом клиникам не пришлось тратиться на штатного психолога. Штатный психолог просто не сможет охватить нужное количество пациентов, которые готовятся к операциям. Самые скромные НИИ делают по 4–5 операций в день, к которым надо готовить человека примерно за пять дней. Поэтому мы разработали инструмент, чтобы человек мог пользоваться им самостоятельно.

Замечательный пример: есть идея, исследование, и появляется продукт, решающий проблему.

Да, это красиво. Мы посмотрели, как пытались справляться с этой задачей другие люди. Сначала они работали по медицинскому шаблону: стремились уменьшать тревогу с помощью фармацевтических средств. Оказалось, что это малоэффективно. Потом, рассуждая как обыватели, попробовали рассказывать пациентам, как будет проходить операция. На это люди реагировали порой, наоборот, повышением тревожности. Всё это были линейные подходы. Мы же добиваемся системного эффекта, используя сложный запах (из микропробирки), специально составленные фразы, подобранные зрительные образы, и просим пациента держать в руках еще и мягкую игрушку. В результате рождается глубоко укорененное смысловое состояние: «Ты не знаешь, что будет? Доверься своему организму — и успокойся». Такой подход придает ощущение уверенности, запускает ресурсы исцеления. Страх убивает. И наоборот, если человек успокоился, то успокаивается и мир вокруг него. Этого мы и добиваемся — запустить ресурсы психики и организма на самоисцеление.

Мы используем cookies. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с обработкой персональных данных в соответствии политикой конфиденциальности.

Да, хорошо